Озноб щекотал меня ледяными пальцами, и я ёжилась около плиты, ловя кожей тепло вскипавшего чайника. Кашель опять согнул меня пополам. От частого напряжения у меня уже болели мышцы пресса.
— Ты чего тут, Лёнь?
На кухне появилась Александра — в джинсах, на ходу просовывая голову в горловину водолазки. Натянув её и пригладив чуть встрёпанные волосы, она озабоченно заглянула мне в глаза.
— Извини, я тебя, наверно, кашлем разбудила, — прохрипела я. — Травяной сбор себе заварить хочу.
Её руки бережно откинули пряди моих распущенных волос мне за спину.
— Бедный ребёнок... Угораздило же тебя... Знобит? Ну, иди сюда, я тебя погрею.
Не успев моргнуть глазом, я очутилась в тёплых объятиях Александры. Крепко прижатая к её груди, я боялась даже вздохнуть, а моё сердце ухнуло в бездну... Каждым сантиметром своего тела ощущая упругое и сильное, великолепное тело Александры, я мысленно ругала себя, обзывая похотливой дрянью и идиоткой. Господи, что я делаю, что я творю?! Меня обнимаешь не ты, а я ловлю кайф! Может быть, твоя сестра сделала это просто из человеческого сочувствия и желания пожалеть и приласкать, как младшую сестрёнку, а может...
Эта грустная нежность в её глазах — мой вечный призрак-преследователь и загадка, отдающая горечью.
От двусмысленности положения у меня запылали щёки, а из носика чайника тем временем уже валил пар.
— Саш, чайник уже... — пробормотала я, неуклюже пытаясь высвободиться. И добавила совсем уж беспомощно: — Не надо, а то ещё заразишься...
С мягким грудным смешком Александра отпустила меня, напоследок потеребив мне уши жестом любящей старшей сестры. Я заварила сбор, накрыла чайник полотенцем и присела к столу. Кашель словно царапал мне грудь когтями, но это хотя бы отвлекало от неуместного сладострастного напряжения, постепенно переходившего в неприятную слабость в коленях и презрение к себе. Уфф, да что же это?..
Это был шок.
— Ты чего трясёшься вся? — с тревогой тихо спросила твоя сестра, щупая мне лоб. — Так, где тут у тебя градусник?
— В спальне, на тумбочке у кровати, — поморщилась я. — Ладно, потом температуру измерю... Яну не буди.
— Не думаю, что она спит, — сказала Александра.
Через полминуты градусник уже торчал у меня под мышкой, а твои губы покрывали поцелуями мой лоб, веки и брови.
— Тебе плохо, маленький?
На твой вопрос мне следовало ответить "да": руки и ноги заледенели, но голова и грудь пылали страшным жаром, от которого, казалось, мозг был готов вытечь из ушей. Серебристый столбик ртути остановился у цифры 39,5.
— Ничего себе! — присвистнула Александра. — Почти сорок! Так, ну-ка, быстро пьём аспиринчик — и под одеяло. Малина у вас есть?
В заваренный мной грудной сбор была щедро добавлена засахаренная малина, а на ломтике лимона мне поднесли три растолчённые в порошок таблетки аспирина. От вашей с Александрой заботы у меня выступили на глазах слёзы: никого роднее вас у меня сейчас не было на целом свете.
Через полтора часа мучений меня прошиб пот, и чудовищное пекло отступило. Кашель вроде бы улёгся, а около четырёх утра угомонились и соседи. Закрыв горящие веки, я соскользнула в вязкое болото дрёмы...
И полетела в какой-то колодец. А потом комната вдруг наполнилась удушливым дымом, огонь охватил занавески, стены, мебель... Начал подбираться к кровати. Я не могла ни крикнуть, ни вздохнуть: казалось, мои лёгкие обуглились изнутри. Неимоверная тяжесть придавила моё тело, а внутри меня чёрной летучей мышью бился смертельный ужас... Не хочу, не хочу умирать!
Я проснулась от собственного хрипа: это не дым, а скопившаяся в лёгких мокрота душила меня. Свесившись с края кровати, я зашлась в раздирающем грудную клетку кашле, от которого, казалось, все мои внутренности были готовы вот-вот вывернуться наружу через рот. Выкашливая себя наизнанку, я свешивалась всё ниже, пока от очередной конвульсии не свалилась на пол.
— Лёнечка... Птенчик... — послышался рядом твой сонно-испуганный голос.
Я хотела извиниться, что опять тебя разбудила, но между приступами кашля не могла вставить ни слова. Доковыляв до ванной и скрючившись над раковиной, я кашляла туда, роняя тягучую слюну с губ. В груди что-то булькало и хрипело, рвалось наружу, а в зеркале отражалось моё побагровевшее от натуги лицо.
Кое-как прокашлявшись, я поставила на плиту кастрюлю с отваром. Сидя у стола с полотенцем на плече, тупо смотрела на синее газовое пламя...
— Маленький мой... — Твои руки легли мне на плечи.
Часы показывали семь утра. Устало закрыв глаза, я прильнула к твоей руке щекой.
Вдыхая пар, я ещё не знала, что случилось час назад на другом конце города.
После ингаляции я выпила ещё грудного сбора с малиной, взяла в рот пастилку от кашля и снова свернулась клубочком под одеялом: страдающий и больной организм требовал дополнительных часов сна. Кашель ещё пару раз царапнул мне грудь, но Морфей на сей раз оказался сильнее. Не успевшая рассосаться пастилка заночевала у меня за щекой...