Эта черта Дианы — нелюбовь к шапкам — также позаимствована мной у твоей сестры: Александра любит шляпы и носит их даже зимой. Неравнодушна к этому убору, кстати, и Аида из "Белых водорослей", увенчивая шляпами разных фасонов свою изящную, выбритую до зеркального блеска голову с татуировкой скорпиона на затылке. И выглядит шикарно.
Весна продолжала цвести и пахнуть за окном, манить и дразнить меня. Больничный скверик был почти весь засажен сиренью, черёмухой и яблонями, превращаясь в мае в ароматный райский уголок. Как я хотела туда! Сиганула бы прямо из окна, но летать я не умела, а перспектива разбиться мне не улыбалась. Проклятая лестница добивала меня, как обаятельного толстяка По из мультика "Кунг-фу панда".
Небо было затянуто серыми тучами, но это не уменьшало прелести майского дня, лишь придавая ему тревожность, словно перед какими-то переменами. Сегодня Александра пришла одна, без тебя. Она достала из пакета электрочайник и бутылку негазированной питьевой воды, кулёк кураги и тарелку.
— Курага тебе полезна, в ней — калий, — сказала она, деловито наливая в чайник воду. — Сейчас только распарим её кипяточком, чтобы была помягче, и будем кушать, ага?
Кормя меня курагой, она мило и любезно общалась с моими бабулями. Они были ею совершенно очарованы: Александра умела и доброе слово сказать, и выслушать, и помочь. Потом мы вышли в коридор, и её руки тихонько сжали мои.
— Ну, как ты сегодня?
В скверике под окном ветер устилал асфальтовые дорожки снегом яблоневого цвета. Я вздохнула.
— На улицу хочется... Хотя бы вокруг корпуса пройтись. Там так хорошо... Но тут третий этаж, а мне потом не подняться будет.
— Что ж ты раньше не сказала? — с ласковым укором улыбнулась Александра.
В тот же миг мои ноги оторвались от пола. Ойкнув, я испуганно обхватила твою сестру за шею, а она держала меня на руках с лёгкостью, будто ребёнка. При всей своей занятости Александра находила время посещать фитнес-клуб — именно ему она была обязана своей прекрасной физической формой. От природы сильная и высокая (ах, мой фетиш...), но не до мужеподобности, Александра могла дать фору и мужчине: мне никогда не забыть, как легко она произвела впечатление на моего отца и дядю Славу, вмиг успокоив их, когда они собирались проучить меня ремнём.
— Ой, Саш... Ты чего, тяжело ведь, — пролепетала я, смутившись под её задумчиво-пристальным взглядом.
— Ты не тяжесть, — ответила она. — А драгоценный груз.
С третьего этажа я спустилась, не ступив ни шагу. Больничный эгрегор тут же всколыхнулся: мы притягивали к себе взгляды. Александра в принципе всегда привлекала к себе внимание своей яркой внешностью, да тут ещё мой способ транспортировки вызывал как минимум любопытство. Когда мы оказались на крыльце, под серым небом, я забеспокоилась:
— Саш, ну всё, всё, поставь меня...
Александра исполнила мою просьбу, лишь спустившись с крыльца, да и то не сразу, а после нескольких шагов по асфальту: ей как будто не хотелось выпускать меня из рук.
— Меня только ступеньки доканывают, а по ровной поверхности я нормально могу ходить, — засмеялась я. — Дальше я сама.
Моё желание исполнилось: я смогла протянуть руки к кружевным гроздьям сирени, склонить их к себе и понюхать. Они щекотали мне лицо, окутывая своим тонким, грустновато-чарующим ароматом, а на плечи мне падали белые яблоневые лепестки.
— Саш, спасибо тебе, — сказала я. — Это чудо. Как я люблю май!
Весенний день бы прекрасен даже в хмуром обрамлении туч, и казалось, будто яблоневый цвет сыпался прямо с неба.
— Ты сама — как весна, — проговорила Александра, сияя мне тёплым взглядом.
Смущение заставило меня разглядывать носки своих тапочек и блестящие чёрные туфли твоей сестры. Серый брючный костюм из мягко-переливчатой ткани с эффектом "шанжан" сидел на ней сногсшибательно, а выпущенный поверх лацканов жакета воротник блузки был белее яблоневых лепестков. Я попыталась представить её себе в платье или юбке... и не смогла. Её недлинные, но ухоженные ногти были покрыты прозрачным лаком с перламутровым отливом, а серебрящиеся волосы, как всегда, аккуратно и коротко подстрижены. Седины в них было так много, что Александра казалась почти платиновой блондинкой.
Когда я нагулялась и надышалась весной, сильные руки Александры снова подхватили меня и понесли среди райских кущ — мимо сиреневых и яблоневых облаков, сыпавших снег лепестков. Увы, вы с сестрой были в слишком разных весовых категориях, и ты не могла носить меня на руках, а потому я и не знала, как это приятно. Тёплые струйки волнения согрели и взбудоражили мне душу и тело, и когда мои ноги коснулись пола, я даже испытала сожаление, что всё кончилось. Прощаясь, Александра чмокнула меня в нос.
— Давай... Не раскисай тут. Курагу не забывай кушать. Чайник оставляю.
Позже, ближе к отбою, пошёл дождь. Выйдя в коридор, к нашему с тобой окну, я дышала жемчужно-серым дождливым сумраком и скучала по тебе. Боже, как же паршиво болеть весной! Болеть вообще плохо, но в такое чарующее время года — просто преступно. Какие сильные руки у Александры... Ведь мне понравилось, когда она носила меня. Горячий комок чувств пульсировал внутри, щёки горели, сердце стучало. Если бы ты видела её взгляд, у тебя были бы все основания для ревности. А у меня — для чувства вины. Впрочем, оно и так закралось мне в душу.