А напротив меня шелестело сладкоречивое золотое дерево, протягивая ко мне тонкие живые ветки, прорастая в меня корнями и осыпая мерцающей пудрой своей пыльцы:
— Лёня, простите мне мою прямоту, но я не могу молчать. Вы прекрасны. Вы из тех женщин, ради которых хочется совершать безумства, идти на подвиги, жертвовать жизнью, которым хочется посвящать стихи... Жаль, я не умею слагать возвышенные строчки.
Моя вилка вонзилась в какую-то из деталей шедеврального салатного произведения.
— Ксения... Я замужем. И я люблю свою "половину".
Листва золотого дерева вздохнула с осенней грустью.
— Я знаю, Лёня... Признаюсь, это никогда не мешало мне завоёвывать девушек. Я просто не задумываясь беру то, что мне понравилось, невзирая ни на какие обстоятельства и осложнения... Но с вами всё иначе. С вами нельзя поступать так эгоистично. Да, мне хотелось бы вас похитить и увезти на край света, но... будете ли вы счастливы?
Брат-близнец красного дракона забрался ко мне внутрь — ещё один освобождённый узник стеклянной тюрьмы. От царапины, нанесённой мне его огненным шершавым хвостом, у меня вырвался смешок.
— Не надо меня похищать... Во-первых, это статья УК РФ, а во-вторых... хм, даже и не знаю, что во-вторых. Очень вкусный салат. Спасибо.
Золотая крона красноречивого дерева задрожала от мягкого смеха, хрустально звеня.
— На здоровье, Лёнечка. Попробуйте мясо... Нет, правда, вы пробуждаете во мне какие-то благородные порывы, делаете из меня другого человека. Вместо того, чтобы действовать, как я обычно действую, когда мне нравится девушка, мне хочется думать о вашем счастье и благополучии. О вашем душевном покое. Я не могу просто взять и разрушить ваш жизненный уклад, вторгнуться в ваш мир, натворить бед и... банально сбежать, добившись желаемого.
От третьего братца-дракона я решила отказаться. Алкоголь и тавегил — не лучшее сочетание.
— Вы прямо... Казанова-сердцеед. На самом деле вы просто ещё не нашли свою половинку, на которой ваши метания и поиски закончатся.
Снова золотолиственный вздох. Мерцающая пыльца задумчиво осыпалась с поникших веток.
— Не знаю, Лёнь... Иногда я думаю, что остановка — это конец. Финиш. Видимо, это какая-то особенность моего характера — люди мне быстро наскучивают. Не получается у меня долгих стабильных отношений — приедается, и я бегу вперёд, дальше, ищу новых встреч, новых завоеваний, новых ощущений, новых задач. Вот потому-то я и не хочу из-за своей мимолётной прихоти портить жизнь такому ангелу, как вы. Хотя... Не исключено, что и здесь вы привнесёте нечто новое и застрянете занозой в сердце надолго.
"Ангел". Опять... Да что ж всем так нравится рисовать за моей спиной эти крылышки?
— Я не ангел, Ксения. Обычный человек...
К половине шестого быть дома. Время, время... Чудовище с циферблатом вместо лица. Кто его щупал, кто нюхал или пробовал на вкус? Иногда мне кажется, что времени вообще нет, а тиканье часов — просто условность, придуманная человеком.
— Ксения, спасибо за... В общем, за всё. Мне пора домой. Яна скоро придёт с работы, а я... не приготовила ничего поесть.
В зеркальной стене прихожей отражался странный ангел — без крыльев, в белом сарафане и с забинтованной ногой, которую он с трудом всунул в балетку, устало морщась и держась за стену. Обвёл сонным взглядом прихожую... Сумочка? Ах да, вот она. Но так просто этому ангелу уйти не дали: его догнала Ксения, и талия ангела оказалась в плену её сильных рук. Потом, одной рукой прижимая ослабевшего и шатающегося ангела к себе, второй Ксения приподняла его лицо за подбородок и впилась в растерянно приоткрывшиеся губы. Сумочка упала на пол, а ангел обмяк в руках Ксении.
Поникший от слабости, он сидел в маленьком круглом кресле и морщился от резкого запаха нашатыря на ватке. Встревоженно сжимая его руку и заглядывая в затуманенные глаза, Ксения спрашивала:
— Лёнечка, вам плохо? Что-то болит? Может, "скорую"?
— Нет... Просто отвезите меня домой, — шевельнулись посеревшие губы ангела.
Что это было? По всей вероятности, прекращение домогательств на стыке женской хитрости и реального обморока. Выход мне подсказало само моё состояние, близкое к коме, осталось только слегка преувеличить симптомы. От двух бокалов вина я не могла так опьянеть — видимо, таблеточки помогли. Будь она проклята, эта сыпь... Но теперь она хотя бы не чесалась, и то хорошо.
— Да, Лёня, как скажете... Вы можете идти?
— Дойду как-нибудь...
Кабина лифта тошнотворно тронулась и поехала вниз, почти размазывая меня тонким слоем по своему потолку. Я в принципе не люблю лифты, а уж в таком состоянии... Мой вестибулярный аппарат объявил забастовку, и только благодаря руке Ксении я удержалась на ногах до самой остановки кабины.
В надёжных объятиях салона джипа я разжала пальцы и перестала цепляться за явь: больше не было сил бороться с этой патологической усталостью. Тёмный провал, в который меня уволакивало, казался тёплым, уютным и совсем не опасным. Я заглянула головокружительной бездне в лицо, а она вдруг дохнула на меня ледяным космическим равнодушием...