— Ну ладно, ладно, — примирительно сказала Александра, смягчая тон. — Это хорошо, что ты наконец дома... Тогда я сейчас заеду, если ты не против.
Вот моё кресло и мой железный друг... Я словно целый год их не видела. Сняв с монитора чехол, я села. Пальцы вдавили кнопки на клавиатуре, а с полки на меня смотрели утёнок и его подружка. С привычным звуком запустилась "Windows". Очень хотелось что-нибудь написать — просто какой-то творческий зуд одолел меня. Только вдуматься: я набирала символы, складывая их в слова и предложения, а в воображаемом параллельном мире зацветали цветы, вставало солнце, разговаривали люди. Разве это не волшебство?
Впрочем, в ожидании твоей сестры ничего толкового написать я не могла, просто создала новый файл и смотрела на его чистую первую страницу — пока единственную. В перспективе их были десятки... Если получится, то и больше сотни. Мне хотелось жить и творить, хотя я пока не знала, что тут будет. Ни сюжета, ни идей — только смутное предчувствие, ожидание, предвкушение.
Александра пришла с букетом цветов в шуршащей обёртке — неожиданным, огромным и вызывающе роскошным, сияющим, как её улыбка, с которой она смотрела на меня. А я, растерянно взяв этот букетище, только и смогла пробормотать:
— Ой...
Александра засмеялась, сверкнув своей прекрасной улыбкой, которая не посрамила бы и голливудскую звезду. Нежно потрепав меня за уши, она сказала:
— Ну, с возвращением, солнышко. — И добавила уже серьёзно, с вечно ввергающим меня в конфуз пристально-ласковым взглядом: — Не огорчай нас так больше. Следи за своим здоровьем, прошу тебя.
Кроме цветов она принесла торт. Я открыла было рот, чтобы сказать, что, по рекомендациям врача, мне сладким злоупотреблять нельзя, но... Кто, собственно, собирался тут чем-то злоупотреблять?.. А отметить моё возвращение следовало, без сомнения. Кусочек торта мне повредить не мог... Ага, как пирату Билли Бонсу — один последний стакан рома.
— Ладно, я только на минутку заскочила — увидеть тебя, — сказала твоя сестра. — Посидим все вместе вечером, а потом я соберу свои манатки. Теперь, когда ты снова дома, я тут третья лишняя.
Мне хотелось сказать, что это не так, что она никогда не была и не будет лишней, но движение пальца Александры пресекло мои готовые сорваться с языка слова.
— Нет... Ну, в самом деле, не буду же я ночевать у вас тут на диване, — улыбнулась она. — Ну всё, давай... До вечера.
Лёгкое прикосновение губ Александры к моей щеке было овеяно шлейфом её тонкого, горьковато-холодного парфюма.
Тишина... Тиканье часов на кухне и никакого храпа, никакого шарканья шагов в коридоре. Я дома! Но тоскливо-кислый запах палаты, как мне казалось, въелся в мою одежду и кожу, и я бросила вещи в стиральную машину, а сама полезла под струи воды. Через двадцать минут, благоухая абрикосовым ароматом геля для душа, я растеклась по кровати... Как хорошо было просто лежать, каждой клеточкой нежась в родном домашнем тепле! А завтра — на работу... Эта мысль тёмной тучкой слегка омрачала радость возвращения. Неизвестно ещё, как у меня там всё сложится. Я слишком долго болела, и не исключено, что меня попросят написать заявление по собственному желанию. Хотя, конечно, не имеют права: это незаконно. Но чихать хозяйка хотела на законы: у себя во "владениях" она устанавливала свои порядки...
Но о неприятном думать не хотелось. Я открыла холодильник и критически оценила его содержимое. Какие-то магазинные салаты, полуфабрикаты, кусок пиццы... Мда, вы с сестрой питались тут без меня весьма по-холостяцки. Александра, вкалывая с утра до вечера с одним выходным, не имела ни возможности, ни сил готовить разносолы — это понятно. Но я вернулась, и я восстановлю нормальный порядок.
Ступеньки уже не убивали меня, но с покупками я, кажется, хватила лишку: пакеты получились тяжеловаты. Поднимая их к нашей двери, я сделала две остановки на отдых.
— А, здравствуй, деточка, — услышала я знакомый дребезжащий старушечий голосок. — Что-то давненько тебя не было видно... Я слыхала, ты в больнице лежала?
Галина Петровна, конечно же, попыталась выспросить обо всех деталях: с каким диагнозом я лежала в больнице, как меня лечили, какие таблетки назначили. Разумеется, она не упустила случая поведать и о своих болячках, а в заключение, как всегда, попросила коробок спичек. Это вошло уже в какой-то забавный ритуал, к которому я почти привыкла.
Да, я вернулась. И дома, слава Богу, всё было по-старому.
С каким же удовольствием я занялась домашними делами! Правда, с непривычки заколотилось сердце и на миг потемнело в глазах, но я прервалась на минутный отдых и продолжила — бодро и весело, под песни группы "Браво" из радиоприёмника: "Этот город — самый лучший город на земле..." В руках всё горело и спорилось: одновременно у меня варился суп, пеклись блинчики с творогом и пирожки с капустой, работала стиральная машина и проветривалась квартира. Когда я хорошо себя чувствую, я человек безудержной энергии и "ценных указаний" под руку не терплю — всё делаю по-своему, как умею и как привыкла. Хорошо всё-таки, что я больше не жила с отцом и мачехой...
А родные мои, похоже, даже не знали о том, что я лежала в больнице: в последний раз я говорила по телефону с братом месяц назад, и с тех пор, по своей обычной замкнутости, он не звонил, а мне по понятным причинам было не до того. А отец... С ним я разговаривала совсем давно — в начале весны. Разговор получился так себе: по случаю Восьмого марта отец был в некотором подпитии и прочёл долгую лекцию о том, как мне следует жить. По его мнению, я должна была взяться за ум — оставить "все эти глупости" и наконец найти себе нормального мужика... Всё, как обычно.