Утром нас поднял будильник на мобильном Александры, поставленный на семь часов. Его хозяйка была уже на ногах и одета, как будто и вовсе не ложилась. На кухне нас уже ждал завтрак — кофе и бутерброды с паштетом. Плеснув воды в слипающиеся глаза, я утёрлась приятно пахнущим свежестью полотенцем и села к столу.
Мы успели позавтракать. Я мыла посуду, пробуя себя в роли твоей временной помощницы по хозяйству, когда зазвонил телефон.
Трубку сняла Александра, а мы с тобой напряжённо вслушивались. Стоя у дверного косяка, я видела, как лицо твоей сестры стало бледнее мрамора, даже губы посерели.
— Да. Да, я её дочь... Слушаю.
Беда словно нарочно дала нам время и поспать, и выпить кофе. Будто позволила немного вздохнуть перед новым ударом. Положив трубку, Александра закрыла глаза на пару секунд, потом медленно подошла к тебе, присела на корточки и сжала твои руки. Её голос звучал глухо и хрипловато.
— Ясь... Звонили из больницы. Крепись, маленький... Мама умерла.
Александра настояла, чтобы я не отпрашивалась с работы. Вы с ней начали подготовку к похоронам, а мне пришлось торчать на своём рабочем месте, то и дело стараясь скрыть от людей слёзы. В обед администратор Марина отвела меня в уголок и спросила:
— Чего у тебя случилось? Глаза на мокром месте...
Я честно ответила:
— У подруги мама умерла.
Наша с Александрой договорённость насчёт переезда осталась в силе. Твоя сестра пообещала, что заедет за мной на работу, отвезёт домой, и я соберу вещи. Она сдержала своё слово: когда я вышла вечером на улицу, меня уже ждал знакомый джип. Александра выглядела усталой и бледноватой, под глазами у неё залегла голубизна, но, по своему обыкновению, она держала чувства в узде.
— Как там с похоронами? — спросила я.
— Всё утрясли, — кивнула она.
Не знаю, из чего была сделана твоя сестра, если после всего этого она нашла в себе силы возиться ещё и со мной. Не удержавшись, я обняла её. Погладив по лопатке, Александра чмокнула меня в висок.
— Спасибо, солнышко. Ну... Поехали, что ли. Надо теперь твоими проблемами заняться.
Честно говоря, хоть меня и ободряла её поддержка, я всё-таки слегка нервничала, поднимаясь по лестнице к своей двери. По моему настоянию, Александра осталась ждать внизу: что я, маленькая, что ли, в самом деле — одна не справлюсь? В последний момент внутренний голос пискнул, что это была не очень хорошая идея, но... слишком поздно.
Светлана, встретив меня в прихожей, ничего не сказала, только окинула таким взглядом, что у меня стало нехорошо в животе. С кухни доносились мужские голоса: у нас дома был гость — дядя Слава, младший брат отца. После развода с женой он уехал из города, несколько лет скитался неизвестно где, а сейчас вот приехал встретиться с дочерью, но не знал её адреса, а потому зашёл к нам — в надежде, что мы подскажем.
Отец, кстати сказать, был уже десять дней в отпуске и всё это время почти не просыхал, накачиваясь пивом под завязку, а иногда не брезговал дерябнуть и водки. Пил он один, не ища собутыльников и как-то забыв о Светланиной даче: когда он выпивал, ему всё становилось безразлично. Маман, возлагавшая надежды на его помощь в отпуске, жестоко обманулась в ожиданиях и ходила злая, как мегера. Моя покойная мама, когда отец бывал нетрезв, только расстраивалась и плакала, а Светлана скандалила. Похоже, она уже сама была не рада, что вышла замуж за него. Этот его порок открылся для неё как-то неожиданно: до свадьбы отец держал себя в руках, а если ему и случалось выпить, то это было в разумных пределах. Сам отец объяснял своё поведение в отпуске так:
— Устал на этой треклятой работе, надо снять стресс.
Работал он главным энергетиком на небольшом металлообрабатывающем предприятии. Там в последнее время что-то не ладилось, и он действительно порой приходил домой вымотанный. Выйдя в отпуск в первый раз за последние три года, он ушёл в капитальный запой. Дядя Слава тоже был любителем "снять стресс" таким способом — потому, собственно, его семья и развалилась. Сейчас они с отцом выпивали на кухне и обсуждали моё вопиющее поведение, а Светлана от злости и раздражения была готова вот-вот взорваться, как паровой котёл.
— Устроили тут пьянку! Дым коромыслом! Алкаши несчастные!
Из элегантной и изящной леди в голубом платье, какой она была в день бракосочетания, маман превратилась в обычную женщину за пятьдесят, слегка неухоженную, с морщинками и сединой, пробивающейся в неокрашенных корнях волос, в шёлковом халате, тапочках и с отросшей на ногах растительностью.
А в кухне и правда стояла непроглядная завеса сигаретного дыма. Не помогала даже открытая форточка: отец с дядей Славой смолили вдвоём, как паровозы, одну сигарету за другой. Когда я вошла, отец потребовал, матерясь почти через каждое слово:
— Ну и скажи мне, б**дь: это правда? Не, Светкин пацан — не трепло, наговаривать зря не станет... Но я, на х**, хочу от тебя это услышать. Что мы с твоей матерью делали не так? Когда не досмотрели? Где ты... нахваталась, б**дь, всего этого?
— Нигде, — ответила я. — Такой родилась, видимо.