Ты - Страница 41


К оглавлению

41

                   — Вытащили, — сказала я тебе, когда носилки были наконец осторожно опущены на пол.

                   — Она всё ещё без сознания? — только и спросила ты.

                   — Кажется, да...

                   Мы поехали следом за скорой, увозившей Наталью Борисовну в больницу. Белая "газель" с красным крестом мчалась с мигалкой и сиреной, и Александра не отставала от неё. Я на заднем сиденье просто молча держала твою руку в своих, тихонько поглаживая. Слов не было.

                   Потом — ожидание в вестибюле. Бесконечное, тревожно-тоскливое, страшное и ледяное. Ты облизнула пересохшие губы.

                   — Водички не хочешь? — спросила я. — Я схожу, куплю...

                   Ты только коротко качнула головой: нет. Я растерянно умолкла, но Александра шепнула мне:

                   — Сходи, солнышко, купи.

                   Август распростёр над моей головой седые крылья, неумолимый и равнодушный. Дышал холодом в спину, когда я вышла к киоску купить бутылку минералки, шуршал колёсами машин и душил запахом выхлопных газов. Уличная атмосфера невыносимо давила на грудь.

                   Ты всё-таки выпила воды, следом попросила бутылку и Александра. Сделав несколько глотков, она утёрла губы и сказала:

                   — Спасибо, Лёнь.

                   Её взгляд, усталый и тревожный, всё равно был ласковым.

                   Наконец пришёл врач, и мы всё узнали. У Натальи Борисовны был тяжёлый инсульт, кровоизлияние — крайне серьёзное, и выживет ли она, должна была показать эта ночь.

                   — Можно к ней? — спросила Александра. — Мы родственники.

                   Врач покачал головой.

                   — Она в реанимации, туда пока никому нельзя. — И добавил: — Мой вам совет: езжайте домой, поспите. От того, что вы будете тут изводиться, вашей маме лучше не станет. Да и запрещено находиться в отделении ночью. Вам позвонят, если что.

                   Александра попыталась сунуть взятку охраннику, чтобы он позволил ей остаться в больнице на ночь, но тот оказался неподкупным:

                   — Вы что! Если узнают, меня ж по головке не погладят. У меня и так уже нарекания есть, ещё одно — и всё, уволят... Нет уж, извините. И не суйте мне ваши деньги. Могу вообще работы лишиться, а мне это не надо.

                   Август, одевшись в синие сумерки, превратился в одинокую холодную дорогу, по которой мы ехали втроём: я, ты и твоя сестра.

                   — Ян, можно, я сегодня останусь с тобой? — спросила я.

                   Твоя рука благодарно сжала мои пальцы.

                   — Останься, птенчик. Если тебе не трудно.

                   Мне было не трудно позвонить домой и сказать, что я сегодня не приду ночевать. Но трубку взяла Светлана, и мне, конечно, не удалось быстро закончить разговор. Моим кратким объяснением она довольствоваться не хотела:

                   — Что я твоему отцу скажу?

                   — Так и скажете: осталась у подруги, — сухо ответила я. — У неё мама в реанимации, надо её поддержать.

                   Пауза, и ядовитый голос маман змейкой вполз мне в ухо:

                   — Знаешь, дорогуша, что-то я уже не очень верю этим отговоркам... Врёшь ты складно, конечно, но мне тут на днях Димасик такое про тебя сказал... кхм... что ты... в общем, не той ориентации. И вы с этой своей подругой таким занимаетесь... мне даже сказать стыдно.

                   Я открыла было рот, но она меня перебила:

                   — Нет, и не говори мне ничего. Димасику я верю, он не станет врать. Он сам вас в клубе видел, вы даже не скрывались, а наоборот, всячески выпячивали это своё... непотребство.

                   Что ж, мои опасения насчёт Димасика сбылись. Удивительно, что он только сейчас проболтался, мог ведь и сразу всё матери выложить.

                   — Слушайте, Светлана Викторовна, — сказала я холодно. — Вы мне не мать, а, в общем-то, посторонний человек, и моя личная жизнь вас не должна касаться. Тем более, что я уже давно не подросток, у вас и у отца на шее не сижу, сама зарабатываю, и вы как бы не вправе мне указывать, как я должна жить.

                   — Угу, конечно, — язвительно пропела маман. — А как же уважение к семье, м? Меня ты считаешь чужим человеком — ладно, Бог с ним. Но хоть отца-то своего таким поведением не огорчала бы!

                   — А разве отец знает? — Мда, час от часу не легче.

                   — Нет, но узнает, — заявила Светлана. — Потому что лучше я ему скажу, чем кто-то чужой... А это возможно, потому как вы с этой своей... с позволения сказать, подругой не особо скрываетесь. Димасик сказал, что это какая-то рок-музыкантша... она, наверно, и наркотиками балуется? И тебе пробовать даёт? Смотри, дорогая, доиграешься!

                   Какое она имела право, не зная тебя, не имея понятия о том, какая ты и что ты делаешь, говорить о тебе в таком тоне?!

                   — Идите, Светлана Викторовна, к такой-то матери, — сказала я тихо, но отчётливо и жёстко. — И Димасика вашего засуньте себе... сами знаете, куда. Всего доброго и спокойной ночи.

                   Я положила трубку и соскользнула по стене на корточки, обхватив себя руками. Меня била неукротимая дрожь.

                   Ты с Александрой сидела на кухне и пила чай. Обводя взглядом прихожую твоей квартиры — просторную, с красиво отделанными терракотовой плиткой стенами, огромным зеркалом со светильниками и большим стенным гарнитуром, — я чувствовала себя здесь дома, как ни странно. Здесь была очень уютная и хорошая атмосфера, какая-то спокойная и мягкая... не то, что у меня. Мне просто до тоски, до воя и крика хотелось здесь остаться. Если не навсегда, то хотя бы на эту ночь.

41