Ты - Страница 36


К оглавлению

36

                   В общем, я зря беспокоилась: судя по твоей улыбке — ещё слабоватой и усталой — тебе совсем не скучно. Увидев нас с Александрой, Юля замолкает и встаёт. Её светлые волосы, завитые и уложенные с "мокрым эффектом", чуть выглядывают из-под белой шапочки, в розовых мочках ушей блестят маленькие золотые серёжки.

                   — Операция прошла успешно, всё в порядке, — спешит доложить она, радостно сияя глазами, будто сама лично тебя прооперировала, а не хирурги.

                   Перед твоей сестрой она лебезит, будто перед непосредственным начальством. Александра, завораживающе улыбнувшись, галантно-изящным, по-кошачьи мягким жестом приглашает её в коридор.

                   — Замечательно, Юленька, мы вам очень благодарны за заботу. Идёмте, я вас ещё раз поблагодарю.

                   Мы с тобой остаёмся наедине. Вечернее солнце несмело просачивается сквозь жалюзи, и полоски его света лежат на бежевой стене. На тумбочке стоят цветы — не знаю, от кого. Может, Александра принесла, хотя зачем они тебе? Ты их всё равно не видишь. Впрочем, любой зрячий, вошедший сюда, увидит их, и его глазу будет приятно. Сев на место Юли, я дотрагиваюсь до твоей руки. Ты сразу сжимаешь мои пальцы.

                   — Привет, птенчик... Ты чего утром не пришла?

                   Говорить мне мешает ком в горле. С повязкой почти в пол-лица ты выглядишь, как тяжелораненая. Надо ли тебе знать, как я сегодня утром видела себя со стороны?

                   — Да ночью переволновалась немного, — со смущённым смешком оправдываюсь я. — Ну, и давление чуть-чуть поднялось. Но сейчас уже всё в норме.

                   По правде сказать, я и сейчас ещё не вполне уверена, на том я свете или пока на этом: временами меня начинает куда-то уносить — в какую-то гулкую пропасть, но я усилием воли возвращаюсь обратно к тебе.

                   — Ну вот, — огорчаешься ты. — Зачем было?.. Я ж тебе сто раз повторила, что всё будет путём, а ты... Беда мне с тобой. — Твои руки приподнимаются с одеяла в движении ко мне: — Ну-ка, живо иди сюда, поцелуй меня.

                   Я целую тебя много раз подряд, крепко и долго, и твои суховатые после наркоза и полынно-горькие губы едва успевают отвечать. Ты — моя. Живая, тёплая, дышащая и родная — ты. 

10. Семейные связи. Роковой август

                   Одни связи рвутся, другие образовываются — это всем известно. Перелистывая страницы памяти вновь к началу наших с тобой отношений, я не могу не ощутить между их строчек и боль, и счастье. Одновременно. Вот так у нас с тобой получилось — счастье с горьким привкусом и горечь с оттенком надежды.

                   Август для меня — непростой месяц. Месяц потрясений, кризисов и трудностей. Именно в августе, незадолго до второй нашей годовщины, почти одновременно произошли два события, которые врезались мне в душу и память.



                   После того случая, когда нас чуть не застукали "на месте преступления", на даче мы с тобой встречались, предварительно выяснив планы твоей мамы. Впрочем, некоторый риск оставался, потому что Наталья Борисовна могла внезапно свои планы изменить. В июле, месяце ягод, мы вообще почти не могли воспользоваться дачей как местом для нежных свиданий: в тот год твоя мама вышла на пенсию и буквально не вылезала с участка. В июле она каждый день собирала ягоды и варила варенье, джемы и компоты. Иногда у нас из-за этого всё срывалось в самый последний момент, а порой даже уже в процессе: Наталья Борисовна так и норовила "впрячь" нас в садовые дела. Однажды, когда она как будто решила устроить себе выходной и посидеть дома (так она тебе сказала), мы, конечно же, поспешили воспользоваться свободной дачей, чтобы оттянуться по полной.

                   Несмотря на то, что встречались мы уже почти два года, мы по-прежнему оставались друг другу желанны. Казалось бы, люди знают друг друга давно, прелесть новизны утрачена, страсть остывает, отношения становятся обыденными... Не знаю, как тебе, но мне со временем отнюдь не стало скучнее. Да и в категориях "скучно — интересно" нельзя говорить о родном человеке, ставшем частью души и сердца, половинкой, без которой задыхаешься в этом мире и умираешь. Я не мыслила своего существования без тебя, вот и всё. Ты второй раз за лето коротко подстриглась, и меня безумно заводил твой ёжик — рука так и тянулась погладить тебя по голове. В этот великолепный, но жаркий день мы с тобой обе были в каком-то приподнято-возбуждённом настроении: по дороге на дачу то беспричинно хохотали над каждым словом, то так же беспричинно замолкали, прислушиваясь к струнке желания, которая натянулась между нами и пела всё громче. За высоким забором, окружавшим участок, можно было хоть голышом ходить — никто не увидит. Так мы и сделали. Раздевшись догола, постелили на травку под вишней покрывало с кровати и улеглись рядышком... Жевали бутерброды и пили пиво, рассказывая друг другу свои новости: кто что делал, что чувствовал, о чём думал. Мне были интересны твои мысли, а тебе — мои. Удивительно, но стоило нам начать разговаривать, как темы возникали сами собой.

                   Солнечные зайчики, пробиваясь сквозь вишнёвую крону, плясали на твоей коже, в разогретом воздухе пахло мятой (кустик рос как раз у нашего изголовья), стрекотали кузнечики. Сорвав несколько листиков мяты, я растёрла их в ладонях, так что они превратились в зелёные катышки, и стала натирать тебе плечи, руки, грудь, живот. Несколько раз скользнув ладонью по твоей пушистой голове, я ощутила властный, неумолимый и сладкий спазм желания. Кроме твоего голоса и высоких людей у меня есть ещё один фетиш — запахи. Наверно, это что-то первобытное, животное и естественное. Аромат твоего тела, смешиваясь в жарком воздухе с запахом мяты, возбуждал во мне невыносимое желание затискать, зацеловать, защекотать, залюбить тебя... до писка, до стона, до стиснутых в экстазе зубов.

36