Ты - Страница 29


К оглавлению

29

                   Счастья примерно по такому же сценарию желали и мне. Но вместо того чтобы выйти замуж, нарожать детей и растолстеть, я осмелилась полюбить тебя.



                   Я приняла душ, выпила ещё чаю и улеглась в постель, когда позвонила ты.

                   — Птенчик, ну что там?

                   Вдыхая запах чистоты от свежей наволочки, я сказала:

                   — Два года.

                   — Что? — не поняла ты.

                   — Дали Рите, — пояснила я.

                   Помолчав, ты пробормотала:

                   — Ну, хорошо, хоть не пятнадцать. Как ты, Лёнь?

                   — Да ничего... Жива вроде, — усмехнулась я. — Правда, из-за всего этого я на свадьбу отца не пошла... Наверно, он жутко сердится на меня.

                   — Ох, ё-моё, — вздохнула ты. — Бедный ты мой птенец. Надо же было так совпасть...

                   — И не говори. — Нет, на самом деле я хотела, чтоб ты говорила — чтобы слушать твой голос и умываться тёплыми слезами, рваться к тебе всем сердцем, душой и телом. Желать тебя каждой клеточкой, каждым нервом, мечтать о твоих губах и пальцах.

                   — Когда увидимся? — хотела ты знать.

                   — Я бы с радостью — прямо сейчас, — призналась я. — Но это вряд ли получится. Давай завтра. Завтра у нас что? Суббота? У тебя до полпятого, а у меня выходной. Безумно хочу вырваться отсюда... Тем более, что здесь теперь поселится моя дражайшая маман.

                   — Тогда до завтра, — улыбнулась ты. — Целую, моя птаха.

                   Сна не было — я просто лежала в постели, думая о Рите. Наверно, она уже ехала в поезде к месту отбывания срока... А может, ещё только ждала отправки. Я не представляла себе, как она там выдержит эти два года. Останется ли она собой, или же её научат "уму-разуму"? Она всегда была ведомой, подчиняющейся чужой воле. Во что её там превратят? Сломают? Растопчут?

                   Невыносимо больно.

                   А в дверном замке поворачивался ключ. Какие-то голоса на лестничной площадке... Тревога царапнула мне сердце, пощекотала холодком нутро. Ну, видимо, отгуляли свадьбу. Благополучно ли, ладно ли?

                   Как оказалось, не совсем ладно.

                   Пьяного в стельку отца завели в квартиру под руки. Рубашка, которую я сегодня наглаживала в шесть утра, выбилась из брюк, бутоньерка оторвалась, галстук висел на шее развязанный. Наступив на мои сапоги, отец споткнулся и пробормотал-прошипел что-то нечленораздельное.

                   — Тихонько, тихонько, — сказал Денис, поддерживая его с одной стороны.

                   — Осторожно, — вторил ему с другой стороны Дима, лопоухий бойфренд рыженькой Ларисы. Тот самый, который пренебрежительно сказал про тебя: "Она — нетрадиционной ориентации", и который был свидетелем моего каминг-аута в тот злополучный день рождения.

                   Стоп! А он откуда здесь? Какого чёрта?

                   Моя новоприобретённая маман вошла следом за ними — пышноволосая крашеная блондинка в голубом платье со стразами. Впрочем, пышность её причёске придавала перманентная завивка. К своему возрасту она сохранила изящную фигуру, и со спины ей можно было дать максимум лет тридцать пять, но с фасада иллюзия рассеивалась. Постбальзаковский возраст был налицо.

                   — Димасик, не надрывайся, пусти его, — сказала она с беспокойством. — Ничего, Денис справится сам... Уложит его как-нибудь. Ох, ну надо ж было ему так нахрюкаться, а?!

                   — Мам, да нормально всё, — ответил Дима. — Проспится, завтра человеком будет.

                   Денис временно усадил отца в кресло, а Дима раздвинул диван и постелил постель. Светлана же не пошевелила и пальцем — только отдавала ценные указания, руководя погрузкой полубесчувственного тела на диван. Когда отца под белы рученьки водворили на брачное ложе, она поморщилась:

                   — Я с ним, пьяным, не лягу... Денис, это кресло тоже раскладывается?

                   — Да-да, — пропыхтел мой брат, укладывая свесившиеся ноги отца на диван.

                   — Ну, вот на него и лягу, — решила Светлана. — А то он беспокойный. Димасик, за такси рассчитался?

                   — Рассчитался, рассчитался, — ответил тот.

                   Я стояла, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. Вот оно что... Значит, Димасик. Я не удосужилась познакомиться с семьёй моей тогда ещё будущей мачехи, и вот — сюрприз. Признаться, меня охватили недобрые предчувствия.

                   Увидев и узнав меня, Дима, по-видимому, испытал похожие чувства.

                   — Ну, привет, брателло, — усмехнулась я.

                   — Привет, — ответил он как-то настороженно, оттопырив карманы кулаками.

                   — Что, тоже к нам переезжаешь?

                   К счастью, Димасик жил у бабушки, после смерти которой ему должна была достаться её квартира, а вот его сестра, как выяснилось, намеревалась вместе с мужем и ребёнком вернуться домой — в квартиру матери. Живя с родителями мужа, она плохо ладила со свекровью, и молодой семье был нужен свой дом. Светлана переселялась к нам с отцом, освобождая для них жилплощадь.

                   Ночь прошла беспокойно. Отец стонал и метался, скрипел зубами, а потом что-то глухо бухнуло, будто упал мешок с картошкой: это отец скатился с дивана на пол. Я из своей комнаты слышала, как Светлана, кряхтя, пыталась затащить его обратно, но и пальцем не двинула, чтоб ей помочь. Пусть сама теперь с ним надрывается. Хотела мужа? Получите, распишитесь.

29