— Ох ты, Господи, — обречённо пробормотала я, убирая зажим-краб и встряхивая окутавшими мои плечи волосами. — Тяжела доля фотомодели...
Стремянка, которую никто не держал, между тем опасно покачивалась подо мной, и мне для страховки пришлось крепко вцепиться в ветку, одновременно пытаясь принять эффектную позу.
— Может, достаточно? — с опаской спросила я. — А то мне тут как-то... не очень устойчиво.
— Сейчас, сейчас, одну секундочку, подержитесь ещё, — отозвалась она, увлечённо продолжая меня снимать. — Эх, надо было нормальный фотик взять — качество было бы лучше!.. Ну, что уж есть. Так, чуть назад подайтесь и голову чуть поверните на меня, пожалуйста.
Выполняя её указания, я отклонилась назад, стараясь придать голове кокетливый поворот. И допозировалась: стремянка угрожающе качнулась подо мной, и я, выпустив край фартука, схватилась за ветку второй рукой. Яблоки со стуком посыпались на землю, а мои ноги начали неумолимо терять под собой опору.
— Ай, ай, ай, я падаю! — истошно завопила я, изо всех сил цепляясь за яблоню.
Стремянка, побалансировав пару секунд в положении Пизанской башни, всё-таки решительно брякнулась вслед за яблоками. Я непременно повисла бы на ветке в глупейшем положении, если бы руки Ксении не обхватили нашедший на себя приключения нижний сантиметраж моей фигуры.
— Тихо, всё! Я держу! Отпускайте ветку.
— Ой, нет, я упаду! — зажмурившись, пищала я.
— Да нет же, я вас крепко держу! — успокаивала Ксения. — Тут совсем не высоко! Разжимайте руки, я вам помогу спуститься.
О да, держала она меня крепко — ниже талии. Как только я разжала руки, её объятия ослабели, и я с визгом соскользнула вниз.
Когда я открыла зажмуренные глаза, мои ноги чувствовали землю, а Ксения обнимала меня уже более традиционным способом — за верхнюю часть тела.
— Ну, вот и всё, — сказала она с улыбкой.
— Уфф, ну и фотосессия, — пробормотала я. — Травмоопасная...
Фотосессия закончилась, но фотограф не спешил опускать меня из объятий. Я осторожно попыталась высвободиться, но руки Ксении держали меня железно, а из её зрачков на меня веяло жаром.
— Э-э... — Я снова сделала движение, намекающее, что я хотела бы оказаться на свободе. — Я уже стою на ногах, можете отпустить.
— Мм... А я вот не уверена, что стою, — касаясь меня дыханием, проговорила Ксения. — По-моему, я где-то летаю... в облаках.
— Ну, тогда поскорее спускайтесь, потому что пора обедать, — сказала я.
Ещё никогда в жизни я так не рвалась к огурцам и помидорам, чтобы порезать их для салата. Я чувствовала себя... грязно, потому что позволила до себя дотрагиваться чужому человеку спустя ничтожно малое время после твоих похорон. "Башмаков ещё не износила..." Нож неистово и зверски рубил ни в чём не повинные овощи, а Ксения с виноватым видом стояла напротив, скрестив на груди руки и озадаченно теребя подбородок. Нас с ней разделял кухонный стол — и хорошо, что разделял, на мой взгляд.
— Простите, Лёня. Вам сейчас и так тяжело, а я слишком много себе позволяю... Всё это оттого, что вы мне безумно нравитесь. Но я постараюсь держать себя в руках.
В морозилке обнаружились голубцы, сделав лёгкий салатный перекус полноценным обедом. Тем временем настала пора сливать сок в банку. После этого тяжёлую и горячую ёмкость с яблочной мякотью нужно было освободить, но у меня отчего-то ослабели руки, и я не смогла её даже приподнять.
— Давайте, я помогу, — предложила Ксения.
Распаренные яблоки шмякнулись в тазик, исходя чудесным, тёплым и уютным ароматом, напомнившим мне о тебе. Сентябрьский день, наша годовщина, яблочный шашлык. И снова — ком в горле.
— А из этого вы что-то тоже будете делать? — спросила Ксения, кивая в сторону тазика с горячей яблочной массой.
— Протру лопаточкой через сито, и получится замечательно вкусное повидло, — ответила я.
Солнце лилось в кухонное окно прямо на мои руки: роковой август задабривал, прося прощения. Обшитые деревом стены, впитывая рассеянный солнечный свет, наполняли кухонную атмосферу янтарным теплом. Протирание яблок — работа монотонная и скучная, молчать во время которой просто невыносимо тошно, и мы с Ксенией снова разговорились. На неё невозможно было сердиться: её ясная и лучистая улыбка с ямочками на щеках могла растопить любой лёд и прогнать самую лютую обиду. Неловкость понемногу уходила, и вот — я уже рассказывала ей о том, как увольнялась.
— И тут она такая выходит, вся облитая кофе, трясущаяся... "Сама овца!!!"
Глаза Ксении от смеха сузились до блестящих щёлочек, и она, откинувшись на спинку стула, захлопала в ладоши.
— Браво! Просто браво... Вы неподражаемы, Лёнечка. Я-то думала, что вы ангел, а вы, оказывается, умеете быть и чертёнком!
— Ну, так терять-то мне было уже нечего, — смущённо усмехнулась я. — Вот и оторвалась напоследок.
Яблочное пюре оставалось только прогреть на водяной бане, помешивая, чтобы растаял сахар. Ксения с любопытством наблюдала, как я водружаю трёхлитровые кастрюли с пюре на пятилитровые — с кипящей на медленном огне водой.