Ведь я знала это. Я даже написала это в образе Дианы. Почему же сейчас, услышав эти три слова в реальности, я так потрясённо молчу?..
Квартира Александры — трёхкомнатная, как и у нас, даже планировка точно такая же, а потому я, едва переступив порог, уже знаю, где что находится. Только обстановка другая. Очень много тёмных тонов — коричневый, тёмно-бордовый, красный. Полированные шкафы, хрусталь, книги, статуэтки, кожаная мягкая мебель, напольные ковры и дорожки — словом, классический стиль, немного тяжеловесный и витиеватый, почти ретро. В кабинете — массивный стол с компьютером, внушительное кресло, похожее на трон, и опять эти мрачные шкафы. Солидно и респектабельно, но серьёзно, строго и чопорно — не расслабиться. Но, с другой стороны, возникает ощущение защищённости и надёжности: уж здесь-то со мной точно ничего плохого не может случиться.
Единственное более или менее светлое место — кухня, и именно туда я направляюсь в первую очередь: безумно пересохло в горле.
— Саш... Попить что-нибудь можно?
Александра, оставив сумку в прихожей, тут же устремляется следом за мной, открывает холодильник.
— Да, солнышко. Есть гранатовый сок, минералка без газа, кефир, охлаждённый зелёный чай с лимоном и мятой... Кофе не предлагаю: тебе, наверно, им лучше не увлекаться.
Я выбираю сок. Александра наливает его из стеклянной бутылки и кладёт в стакан несколько кубиков льда. Отпив глоток, я устало подпираю лоб ладонью. Александра с беспокойством заглядывает мне в лицо.
— Лёнь... Что-то не так? Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет, нормально, — вздыхаю я. — Я утят своих забыла. Мне без них... не по себе.
— О Господи, — твоя сестра возводит глаза к потолку. — Ну давай, съезжу за ними.
— Да нет, не нужно, — улыбаюсь я. — Ничего, я не маленькая уже.
Кровать в спальне — широченная, даже не двуспальная, а не-знаю-скольки-спальная, с мягким изголовьем — настоящее королевское ложе. На тумбочке — ноутбук и лампа с очень уютным абажуром с золотистой бахромой, под старину. На столике у стены — ночник в виде стеклянной вазы с крупными кристаллами соли внутри.
— Если захочешь зайти в Интернет — заходи лучше с него, — говорит Александра, беря ноутбук, открывая и ставя на одеяло. — Пароль от него сейчас напишу.
На крышку ноута прилеплен стикер с паролем, Александра приносит сумку с моими вещами в спальню. Это означает, что спать я буду здесь, но где же разместится хозяйка квартиры?
— В гостиной — очень удобный диван, — улыбается Александра. — Раскладываешь его, и получается отличное спальное место.
— Может, лучше я — на диване? — несмело предлагаю я.
Твоя сестра чмокает меня в волосы над лбом.
— Не говори ерунды. Для принцессы — всё самое лучшее, — отвечает она с теплотой в голосе и взгляде.
Мы ложимся в разных комнатах. Стоит мне закрыть глаза, как боль-вдова вновь начинает свой плач... Плач, который невозможно заглушить простым затыканием ушей. Чёрная шаль растягивается над городом, холодная и печальная, и сквозь её кружево пробивается свет звёзд... На одной из них, наверное, ты нашла свой новый приют.
Лёжа в постели, я переодеваю кольцо с правой руки на левую — по вдовьему обычаю. Хотя... Кто разберётся в этой запутанной и противоречивой символике, даже различающейся в разных странах? Никому нет дела, важно только то, что это кольцо значит для меня. Как сказала ты: "Чтобы только нам было понятно".
Балконная дверь, голубовато-стальные сумерки, предосенняя тоскливая прохлада. Сквозь тюлевую дымку виднелась знакомая до боли, до приступа сердцебиения фигура, сидевшая на перилах балкона. Остекление почему-то отсутствовало — рамы были как будто выломаны. Испуг, радость, тоска, боль — всё перемешалось в моей душе, когда я откинула тюль и узнала тебя. В тёмных джинсах и толстовке ты сидела на перилах, держась за них руками и покачивая скрещенными ногами в кроссовках, а за спиной у тебя шелестела старая ива. У меня похолодело под сердцем, а ноги охватила тошнотворная дрожь и слабость от твоей до жути неустойчивой позы: одно неловкое движение, крен назад — и ты упадёшь. Странный, непривычный вид ободранного балкона, тревожно дышащая крона дерева, голубоватая сталь сумерек, то ли предрассветных, то ли вечерних — всё это ошарашивало и завораживало меня, а ты... Ты была живой, улыбающейся, а твои незрячие солнца сияли утренней зарёй. Я рванулась к тебе, чтобы стащить с перил — ведь упадёшь же! — но мои руки поймали пустоту: ты превратилась в трепещущее облако из серых мотыльков. Оно окружило меня со всех сторон, нежно щекоча крылышками моё лицо, грудь, плечи, шею, лопатки, и от этого ощущения, и жуткого, и прекрасного одновременно, у меня вырвался крик...
...От которого я проснулась — в густом, почти осязаемом, душно-тёплом мраке. Не было видно ни зги. Вот так каждое утро просыпалась ты.
— Лёнь, солнышко, ты чего? — послышался встревоженный голос твоей сестры.
Шаги в темноте — и на столике приглушённо и мягко засветился ночник в форме вазы с кусками соли. Александра, в светлых домашних бриджах и свободной майке, слегка растрёпанная со сна, присела на край постели.